Дом Сирот      
Дети- наше будущее!

Пятнадцатилетие нашего Храма (отрывок из книги)

                                                                                             

                                                                                                                                                Ровесник века

 

      Наш храм и наш старший сын – ровесники, если считать в масштабе жизни.  16 июля 1999 года состоялась первая Божественная Литургия в нашем храме и моя жена Лена отправилась рожать своего первенца. Боря родился через двадцать дней – на Бориса и Глеба.  В этом году исполняется пятнадцать лет со дня той памятной службы. За это время в истории нашего храма было несколько эпох и две эры. Эпохой мы считаем служение священника, хоть сколько ни будь продолжительное,а нашей Новой эрой – возникновение рядом с нашим храмом села Никольского, созданного на пустом месте и населенного теперь многодетными семьями православных священников и мирян. В этих семьях тоже растут дети, ровесники нашего храма, века, и тысячелетия. Рассказать историю строительства храма и первых лет служения в нем мы хотим для этих детей. Годы бегут очень быстро,а память человеческая коротка.  Хочется, чтобы хоть иногда кто ни будь вспомнил о тех людях, которые своим служением Богу сделали возможной    церковную жизнь в нашем красивейшем уголке Русской земли.   

  Первой эпохой можно считать время, когда строительство храма было задумано, благословлено и осуществлено. Это было время нашей молодости. Как теперь говорят – «лихие 90-е». Кто-то, почувствовав ветер перемен, бросился сколачивать капитал, а мы с друзьями решили построить церковь.

У моряков есть поговорка: «Тот не молился, кто в море не хаживал». По опыту нашего церковного строительства можно эту поговорку перефразировать так: «Тот трудностей не испытывал, кто храмов не строил». Мы многократно сталкивались с непреодолимыми, казалось, препятствиями. И всякий раз бывали свидетелями удивительной помощи Божией, развеивающей  эти «непреодолимые трудности», как дым. Эта помощь являлась через людей в те критические моменты, когда, казалось, что помощи ждать неоткуда.   Некоторые из этих историй я рассказал отцу Леониду Бересневу, духовнику Тверской епархии, и спросил его: «Может записать эти истории?» На что он ответил: «Скажу тебе, не напишешь – согрешишь».

 

 Благословение Владыки

Первым чудом в истории нашего храма можно считать благословение владыки Виктора,  архиепископа Тверского и Кашинского, а теперь уже митрополита, строить храм. Наша деревня последняя в Тверской епархии. Через два километра уже начинается Ярославская область. Добраться до нас не всегда просто. Весенняя распутица делает нашу дорогу болотом, и ее закрывают для всех видов транспорта. Но можно ее не закрывать, все равно никто не сможет проехать.

В те времена, когда мы начинали строить церковь, еще был жив колхоз. Когда кончалась весенняя распутица, один колхозник-тракторист нашел хороший вид бизнеса. Он перепахивал вдоль и поперек дорогу своим трактором и ждал, как охотник ждет дичь, когда кто-нибудь захочет проехать к нам в деревню на машине. «Дичь» подъезжала к разбитому трактором участку дороги и шла к трактористу на поклон. За две бутылки колхозник на тракторе перетаскивал через грязь любого желающего в нашу деревню, и за две бутылки перетаскивал обратно. Закончился этот бизнес неожиданно просто.

Однажды, переправив какого-то автомобилиста, и выпив свой гонорар, этот тракторист уснул на ходу в кабине своего трактора. На пути уснувшего тракториста не оказалось ничего, что смогло бы его остановить. Трактор со спящим седоком упал с обрыва в Волгу на мелководье, но не перевернулся, а поехал дальше в Волгу. Колхозник проснулся по шею в воде посреди реки, заглушил мотор, сказал, что он обо всем этом думает, доплыл до берега и пошел спать. После этого трактор у него отобрали. Дорогу стало нечем пахать, она подсохла и летом стала проезжей. Но в дожди, осенью и зимой после снежных заносов наша деревня оставалась отрезанной от «Большой Земли».

То, что владыка Виктор благословил строить храм в таком месте, где «пешему не пройти, и конному не проехать» – это настоящее чудо. Ведь «сердцами Владык управляет Господь». Владыка верил, что Божией помощью даже в такой глуши мы сможем построить храм, и в нем будет совершаться Божественная Литургия. Надо сказать, что в это верил и мой духовный отец – протоирей Владимир Воробьев, ректор Православного Свято-Тихоновского Государственного Университета, который и написал Владыке письмо с просьбой благословить строительство этого храма.

 

 

                                                                                                                                                         Первооткрыватели

 

Первооткрывателями этого уголка Русской земли для всех нас, прихожан храма, стали родственные семьи Макеевых и Вишняковых. Александр Олегович Макеев и вся его семья – географы, путешественники. Он объехал с экспедициями всю нашу страну и полмира, и выбрал нашу деревню Селищи, как одно из красивейших мест России, а может быть и мира. Он первый переселенец и открыватель этой новой для нас земли. Его личность можно сравнить с патриархом Авраамом, только не в масштабе целого народа, а в масштабе нашего поселения. Пораженный удивительной красотой этого уголка России, он стал приглашать сюда родственников, друзей, предложил создать здесь молодежный лагерь Православного Свято – Тихоновского Богословского института, пригласил он и нас. Мы приехали к нему в гости в октябре. Ночью был первый заморозок и выпал небольшой снег, а до этого было тепло. Мы пошли посмотреть лес. Я был  потрясен богатством и красотой природы этого края. В чистом сосновом бору  рядами стояли подберезовики и белые, звенящие от первого мороза, чуть припорошенные снегом. На кустах черники и голубики висели замерзшие гроздья ягод, крупных, как виноград. Маленькое болотце было усыпано красной, сладкой от мороза клюквой. Из под ног выскочил не пуганный заяц.  В небе курлыкали журавли.

Когда мы задумали строить здесь храм, первыми, кто поддержал эту идею и вложил в это дело сбережения своих семей, были семьи Макеевых и Вишняковых. Именно с этих семей, c их деятельного решения строить храм, началось возрождение нашей деревни.

А в создании прихода нашего храма «ключевой», как говорят, фигурой стал Роман Николаевич Гетманов. Если говорить образно, то Романа Николаевича в свой невод поймал дед Туман. Всем известно, что Роман Николаевич – страстный рыбак. И когда он в первый раз приехал посмотреть наши края, то специально для него устроили рыбалку на Волге. Дед Туман для этой цели дал свой старый самодельный невод. С первого же заброса в невод попала стайка окуней – примерно ведро рыбы. Роман Николаевич в восторге воскликнул, глядя на это богатство: «Я зимой целый день сижу, чтобы поймать хоть половину от этого!». И сразу решил, что нужно купить для своей многочисленной семьи домик в нашей деревне. Роман Николаевич, как очень активный и компанейский человек, стал звать с собой дружественные многодетные семьи. Так у нас в деревне поселились семьи Вишневских, Раушенбахов, Бережановых, Лавданских. Мы тоже стали звать своих друзей и так в деревне поселились семьи Клочковых, Паньков, Мерецковых, Мухановых, Куракиных, Меркушенко. Все эти семьи, большинство из которых было многодетными, стали помогать по мере сил строящемуся храму. Роман Николаевич Гетманов прислал на стройку своего родного брата Сережу, который каждый день приходил на стройку и помогал поднимать тяжелые бревна. Максим Лавданский, многодетный отец, пришел сам помогать закатывать бревна на верх, чтобы собрать стопу будущей церкви. Маша Вишневская, многодетная мама,  помогала петь почти на каждой службе.

Но реальных сил у наших многодетных семей для строительства храма не было. Не было ни достаточных средств, ни сил, времени, опыта, чтобы все сделать самостоятельно, как это было в русских деревнях раньше, когда все мужики были плотниками, и построить небольшой храм могли даже «об один день».

И тогда, «откуда ни возьмись», появились помощники. Господь послал нам в помощь людей, порой совершенно до этого не знакомых. И храм удалось поднять и подготовить к первой литургии. Об этих людях следующие странички нашей истории.   


 

                                                                                                                                                            Гашек

 

Когда мы только задумали строительство нашей церкви, и еще не было положено ни единого камня в фундамент, произошла одна встреча. В лагере летом мы сидели у костра на берегу Волги и обсуждали идею храма. К костру подошли двое молодых парней -  высокий, рыжеволосый богатырского телосложения и маленький с черной щетиной на голове. Мы познакомились, разговорились и поделились идеей о строительстве церкви в нашей деревне. И сразу один из наших знакомых сказал, что он «сатанист». И добавил, что хоть он и крещеный, но обратной дороги ему нет, и, как доказательство, показал татуировку на груди – крест, изображенный «вверх ногами». Оказалось, что он нигде не работал и не учился. А свою молодую жизнь он проводил среди «друзей» - «сатанистов». В нашу деревню он приехал к дяде и дедушке, к которым он приезжал каждое лето. И, соответственно, привез с собой свою теперешнюю жизнь, алкоголь, наркотики и шестнадцатилетнюю женщину, от которой он уже имел полугодовалого ребенка. Это новое знакомство оставляло впечатление полного мрака и жути. Я стал бояться, что он будет вредить нашей затее с храмом, или, что казалось еще страшнее, прирежет меня или кого ни будь из нас, если подкараулит вечером.

Через год после этой встречи Владыка Виктор совершил закладку храма и благословил строительство. Надо было начинать, но начинать было не с кем. Только старик Туман с другого берега приплывал на веслах и во всем нам помогал. С ним мы вырыли рвы для фундамента и стали месить бетон. Дело продвигалось очень медленно, песка и камня не было, нужно было возить с берега тачками. Денег, чтобы заказать песок, тоже не было, хватало едва-едва только на цемент. Три дня мы с Туманом по очереди возили песок и месили бетон. Все население нашей деревни с интересом наблюдало за нами, но никто не приходил помогать. И тут опять появились наши прошлогодние знакомцы. Их звали Денис и Гашек. Гашек называл Дениса Понсом.  Денис был очень крупным и полным молодым человеком, по виду очень сильным и на пончика мог быть похож только в раннем детстве. Правда волосы у него были цвета поджаристой хлебной корочки. А Гашек – «сатанист» был маленький, щупленький и черненький. Парни походили, посмотрели и ушли, а на следующий день с утра подъехали на старой телеге, запряженной мерином. На телеге они стали возить песок с берега, а мы с Туманом месили бетон. Дело пошло веселее.

Когда ленту фундамента церкви почти всю залили в землю, Гашек куда-то засобирался. Перед отъездом он сказал, что его друг «пропал» и что он едет разбираться с теми, кто, по его мнению, виноват в этой «пропаже». После этого отъезда и Гашек пропал тоже. Не нашли ни его, ни тех, к кому он поехал на встречу.

Удивительным образом Господь послал нам в помощники того, от кого мы ждали чего угодно, но не помощи. И  в первые дни строительства храма мы столкнулись со смертью одного из наших строителей. Смерть любого человека всегда заставляет задуматься о своей судьбе, о Боге, о смысле жизни. Как понять смерть совсем юного парня, который по своей воле пришел помогать строить храм? Слышал я от одного священника, что главное в момент смерти – это вектор направленности души. Куда стремится душа человека – к Богу или от Него? Когда Гашек пришел помогать строить храм, он, несомненно, сделал шаг ко Христу. И на этом окончилась его жизнь.

А другой священник рассказал мне, что дьявол во все времена требует себе жертв человеческих. В особенности эта его человеконенавистническая сущность проявляется при строительстве новых храмов, настолько ему это неугодно. Потом, уже много лет спустя, я расспрашивал людей, строивших церкви, каков был их опыт. Нигде не обходилось без трудностей, и часто не без жертв.

 

                                                                                                                                                                Вася

 

На берегу Волги неподалеку от нашего храма стоит поклонный Крест. Он был установлен отцом Иваном Емельяновым за год до начала строительства церкви в конце августовской смены Православного молодежного лагеря. Крест этот в деревне мы решили поставить в знак того, что когда ни будь здесь будет построен храм. На праздник установки Креста собрались местные жители и пришли ребята из лагеря. Собралось довольно много народу из соседних деревень. Крест был высотой десять метров из целого соснового бревна. Делали этот крест заранее, в деревне, так как перевезти или перенести такой большой крест из леса, где был расположен лагерь, было бы очень трудно, если вообще возможно. Вся деревня об этом знала и с интересом наблюдала. Установку Креста решили совместить с концом лагерной смены. Это произошло на Преображение.

Вася, один из жителей нашей деревни, каждый день подходил к лежащему на земле Кресту и спрашивал: «Когда будем ставить?». Сначала хотели четырнадцатого августа, на Первый Спас. Вася обрадовался, у него отпуск кончался пятнадцатого. Но почему-то перенесли на Преображение, на девятнадцатое. И Вася, не раздумывая взял отпуск за свой счет, чтобы вместе со всеми нести этот Крест. Этот его поступок меня поразил. Вася не был церковным человеком. Всякий раз, подходя к Кресту, он говорил, немного картавя: «Я метьтаю нести этот Крест». И эту свою мечту он исполнил и счастливый уехал сразу после установки Креста.

Через год он был в числе тех, кто пришел помогать складывать сруб церкви. А еще через год умер от сердечного приступа. У него было больное сердце и он страдал избыточным весом. С бревнами он помогал только на земле, подшучивал над своей полнотой, говоря, что леса рухнут под его тяжестью. Вася был очень живой и веселый человек. Он очень любил анекдоты. Столько анекдотов, сколько я услышал во время строительства церкви от Васи, я не слышал никогда в жизни, и вряд ли услышу. Отдых после каждого установленного на сруб бревна превращался не в перекур, а в непрерывный смех. Вася был добрый человек, его все любили. Он стремился к Богу и это его стремление выразилось сначала в отпуске за свой счет, а потом в помощи по строительству храма. Я не люблю анекдоты, но Васиных шуток мне не хватает.

 

                                                                                                                                                           Ильич

 

Если спросить, с каким словом рифмуется «Ильич», то со школьных лет первое, что приходит на ум, благодаря известному стихотворению Твардовского – это слово «кирпич». Ильич был печником и ходил по деревням, спрашивал: «Не нужно ли кому печь починить или новую сложить?». Так он пришел и к нам. Мы строили свое первое жилое помещение, и там нужна была печь. Ильич взялся ее сложить из старого кирпича, оставшегося от старой разрушенной русской печки. К этому времени фундамент церкви уже был залит в землю. Нужно было делать надземную часть из кирпича. Деньги на фундамент захотела пожертвовать семья Володи Щукина и Марины Васильевой. Но, поскольку у храма не было своего счета, решили перевести этот благотворительный платеж на Фонд Христианской Благотворительности и Просвещения, которым в то время руководил Владимир Павлович Сухов, человек верующий, честный и порядочный. На следующий день после того, как деньги были переведены, рухнул банк, где этот Фонд держал все свои средства. Владимиру Павловичу удалось у руководства этого рухнувшего банка выцарапать лишь половину перечисленной на фундамент суммы, а остальные деньги погибли безвозвратно. Это был конец «девяностых».

На все скудные оставшиеся средства купили кирпича, сколько смогли. А еще нужны были средства на работу каменщика. И тогда Ильич, который не торопясь клал печь у нас в доме, видя наши проблемы, предложил свою помощь. Он сказал: «Я каменщик, сложу фундамент бесплатно, но вы будете мне кирпич подавать и раствор месить».

Подносили кирпич дети, раствор месили взрослые, а Ильич выводил стенки фундамента храма по отвесу и шнурке. Ильич работал очень быстро и профессионально, мы едва успевали за ним. Дети шутили: «Ильич опять требует кирпич!». Когда фундамент был готов, Ильич вернулся к начатой печке и доделал ее. С тех пор прошло больше пятнадцати лет. Фундамент стоит, храм стоит и печь Ильича исправно греет дом и печет пироги. Доделав печь, Ильич решил остаться у нас, чтобы помочь закатывать бревна сруба церкви, хоть и было ему почти восемьдесят лет. Он помогал «до последнего бревна». А потом ушел дальше по деревням, ища себе работу, еду и кров. Жив ли он? Не слыхать в округе о печнике Ильиче.

 

Волдемар

При строительстве фундамента церкви произошел такой случай. Чтобы на фундамент ставить сруб, необходимо было проверить, все ли углы выведены «по уровню», чтобы не получилось перекоса в здании церкви. Как это ни смешно, но сами мы сделать этого не могли. Строительного опыта у нас совсем еще не было. Маленький уровень для этого не годился, а о гидроуровне мы и не знали. Решили, что единственный прибор, который точно покажет высоту каждого угла – это нивелир. Но где его взять? Вдруг на следующий день плывет по Волге суденышко. Странное суденышко причалило к нашему берегу и первым из него сошел на сушу мужик с нивелиром. Мы к нему:

«Помогите нам померить высоту углов фундамента».

«Не, не могу, у меня работы много».

 Мужик отказался, а через два часа сам пришел на место стройки церкви и стал мерить углы.

«Так, здесь ровно, а здесь закосили на семь сантиметров, выравнивать надо».

«Спасибо! Скажите, как Вас зовут, за кого молиться?»

«Не, не надо, не скажу».

И денег не взял. А когда отплыл этот катерок от нашего берега, он крикнул: «Волдемар, Волдемаром зовут».

Никогда больше Волдемар с нивелиром не появлялся в наших краях, только в тот день, когда это было необходимо, чтобы продолжить работу по церкви.

 

Геннадий

Сруб церкви рубили плотники города Калязина. Договорились, что расплачиваться будем по частям. Большую половину денег на изготовление сруба пожертвовали семьи Макеевых и Вишняковых, наша семья тоже внесла свою «лепту», но плотники цену «загнули» и не хватало двух с половиной тысяч долларов. А приближался срок окончательного расчета. Работа уже была выполнена – основной сруб церкви изготовлен. Приближался час расплаты. А денег не было.

Неожиданно к нам домой позвонили из Николо-Кузнецкого храма и попросили нас с моей женой спеть Крещальную Литургию, сказав, что на эту службу не смогли найти певчих. Мы с Леной поехали петь. Приехав, мы с удивлением увидели регента Владимира Павловича Зайцева и весь его многочисленный хор. Наше присутствие как певчих на этой службе уже не было обязательным. Звонок с просьбой во что бы то ни стало прийти и петь службу был ошибкой. Но, приехав на Литургию, мы решили остаться и петь в  хоре Владимира Павловича.

На этой Крещальной Литургии крестили нескольких младенцев и одного взрослого мужчину с именем Геннадий, с яркой восточной внешностью. Литургия прошла, Геннадия и младенцев крестили и причастили. Все после службы разошлись, а мы с Леной почему-то задержались и остались одни в храме. Вдруг в опустевший храм входит Геннадий, которого только что крестили. Никого, кроме нас, не увидев в храме, он подошел к нам с Леной и сказал: «Я хочу поблагодарить певчих, знаю, что у них зарплата маленькая...» С этими словами он дает нам сверток и уходит.  Мы с Леной решили, что этот сверток нужно отдать Владимиру Павловичу – регенту хора, который пел службу. Мы пошли в трапезную, встретили там Владимира Павловича, отдали ему этот сверток и сели обедать. В трапезную зашел молодой священник, наш друг, который не был на этой литургии и не знал, что мы пели эту службу. Он не мог сдержать своей радости и поделился с нами: «Мы сейчас крестили тут одного, у него «Вольво» в цвет пиджака, он на храм пожертвовал». Достал из кармана тугую пачку зеленых 100-долларовых бумажек и, смачно похрустев ими, положил их обратно в карман подрясника и ушел. А Лена и говорит мне: «Вот человек, который мог бы тебя спасти». Я ей отвечаю: «Что ты, с какой стати, я ему никто». И мы поехали домой.

Вечером следующего дня мы должны были петь на службе по расписанию, но в разных храмах. (Служба совершалась одновременно в Никольском и Троицком храмах, расположенных поблизости). Я пел в Никольском храме, а Лена регентовала в Троицком. Вдруг во время службы (во время чтения Шестопсалмия) пришел один мальчик из Лениного хора и передал мне записку: «Срочно приходи в Троицу».  После службы я пошел в Троицкий храм, где служба тоже закончилась. В храме уже почти никого не было, но у входа я неожиданно столкнулся «нос к носу» с тем самым новокрещенным Геннадием. Он узнал меня и сам первым поздоровался. Тут я вспомнил, что еще вчера Лена говорила мне о нем: «Вот человек, который может тебя спасти». Я и говорю ему: «Здравствуйте. Моя жена считает, что Вы можете меня спасти». И рассказал ему, что мы строим церковь, что сруб готов, через два дня рассчитываться, а не хватает двух с половиной тысяч долларов». Геннадий и говорит мне: «Я здесь должен был встретиться с одним человеком, но он не пришел. Я должен был передать ему деньги, как раз такую сумму, которая необходима вам. Но раз его нет, я отдам эти деньги на строительство вашей церкви, а с ним встречусь завтра и тогда возьму деньги для него». С этими словами Геннадий достал заранее приготовленный сверток, отдал его мне, а затем сел в свой «Вольво» в цвет пиджака» и уехал. Больше я его никогда не видел.

 

Дед Туман

С осени работы по церкви остановились. Не было ни денег, ни материалов, ни рабочих, кто мог бы продолжить строительство. У церкви не было крыши. В прошлом году строительством церкви руководил дед Туман – Туманов Дмитрий Васильевич. Он был другом того самого отца Бориса Стародубова, который и привез нас в Детский Дом г. Углича. Дед Туман всю жизнь крестьянствовал, был плотником и в молодости сидел за «удаль молодецкую». Он жил на другом берегу Волги и к нам приезжал помогать по благословению отца Бориса. Под его руководством мы смогли сделать фундамент и сложить сруб будущей церкви. Когда дело дошло до крыши, кончился материал, деньги,  Туман сказал: «Я уже старик, на высоте у меня кружится голова, буду помогать вам на земле, а крышу кто-нибудь еще сделает».

         Дед Туман приезжал к нашим ребятам из детского дома, учил их работать на огороде, косить сено, делать лестницы, насаживать топоры и молотки и многому другому мы научились у нашего друга Тумана, доброго старого крестьянина. Он рассказывал ребятам замечательные истории из своей жизни. Некоторые из них настолько замечательны, что стоит их коротко пересказать.

         Однажды отец Борис увидел, что на груди у Тумана еще с тюремных времен татуировкой выколот Православный Крест, а нательного крестика нет. Туман сожалел о своей буйной молодости и каялся как мог. Татуировки своей  он стеснялся. Отец Борис решил этот вопрос необычным путем. «Дмитрий Васильевич, давай я этот крест на тебе освящу, носи его как нательный крест». Батюшка прочитал молитву на освящение креста и окропил Тумана святой водой. С той поры Туман считал свою татуировку святыней.

         Однажды Туман весной рыбачил на середине Волги. День был теплый, лед таял. Когда дед собрался домой, и сделал несколько шагов, лед под ним провалился. Жена его Надежда Александровна в каждую весеннюю рыбалку бывала на берегу, поглядывала на деда, ушедшего за два километра по льду. Увидев своего старика в полынье, она подняла крик. Вскоре двое мужичков побежали со слегами к полынье. Туман уже больше получаса был в ледяной воде. Сам выбраться он не мог. Его вытащили, довели до дома, выпили на троих и закинули на печку. Утром у него не было даже насморка.

         У Тумана была верная собака Куба. Как-то раз дед отправился на своей старой лодке за грибами на другой берег, а в этом месте разлив Волги – пять километров. Как только они сошли на берег, Куба погналась за зайцем и исчезла. Туман звал ее, звал и уплыл домой. Думал, пропала собака. Через три дня утром в тихую погоду он с другого берега услышал лай. «Куба!» Собака услышала голос хозяина, долетевший через пять километров по воде, и бросилась в Волгу на зов Тумана. Через два часа она была дома и сутки потом спала. Туман плакал и сказал: «Думал, утонет».

         Когда старик Туман жил с нами, мы за столом читали книгу «Отец Арсений» о святом подвижнике ХХ века, проведшем в советских лагерях и тюрьмах около двадцати лет. Отец Арсений силой своей веры в самых тяжелых обстоятельствах жизни умел поддержать любого человека, утешить, а иной раз чудом спасти от смерти и отчаяния. Туман сидел в тюрьме в те же годы. Слушал, слушал и говорит: «Все правда».

         Умер Туман от горя. Его жена Надежда Александровна долго болела и умерла от рака. Туман не смог долго жить после ее смерти. Он полгода плакал о ней, молился и пил. Зиму он не пережил. Упокой, Господи, душу раба Твоего, друга нашего старика Тумана, Дмитрия Васильевича.

О Дмитрии Васильевиче, старике Тумане, я написал не случайно. Нам удалось вырвать из детдомовской среды несколько детей. У этих детей жизненный опыт заключался в жизни с родителями, которые или беспробудно пили, или умерли, или сидели в тюрьме, или выбросили этих детей как ненужную вещь. Алеша был в детском доме с рождения, не помнил ни матери ни отца, которого никогда не видел. Катя – с трех лет, Ваню мать бросила в 10 лет на вокзале, Захаровых отец увез с матерью на Украину, но потом загулял с другой женщиной, украинкой, а этих «русских», выгнал: «Поезжайте, - говорит, - в свою Россию, украинцы – это мои, а русские – не мои». В России мать их посадили в тюрьму за тунеядство, и в тюрьме убили, а детей сдали в детский дом. Маша с младшими братьями воровала по автобусам. Опыт жизни в детском доме был не лучше. Это побои старших, разврат, и «гособеспечение» на халяву, без обязанности трудиться, т.е. приучение к безделью.

         Когда ребята попали в семью, они попали в другой мир. Маша Лагутина, самая талантливая из всех, сказала: «Когда мы здесь, то кажется, что детского дома нет, а когда мы там, то кажется, что Вас нет». Общение с такими людьми, как дед Туман, открывало ребятам другой мир, мир настоящих личностей, настоящих людей. Образы таких людей и могли изменить вектор жизни этих несчастных детей-сирот. Мы с первого года существования нашего приюта старались привлекать настоящих людей, чтобы ребята смогли увидеть красоту их души, увидеть иной пример, образ другой, настоящей доброй жизни.

 

Саша Капитонов

 

В середине того лета, когда работы по церкви встали и никуда не двигались, неожиданно к нам приехали два велосипедиста. Один из них стал говорить: «Я вам завидую. Почему не я рубил вашу церковь? Я лучший плотник г. Калязина. Я давно мечтал строить храм. Я буду вам помогать. Копейку заплатите – уйду, никогда больше не приду». Это был Саша Капитонов.

         Через некоторое время Саша привез два трактора бревен, купленных на его деньги и вскоре вместе с нашими мальчиками начал строить крышу храма. Помогали ему Алеша Фалин и Ваня Дадонов. Алеше Захарову было всего семь лет, он топориком шкурил бревна. Девочки красили посеревшие бревна пинотексом.

         Саша был человеком необычным. В 1995 году, за год до закладки нашего храма, рыбак Коля Коробочкин с ребятами из Свято-Тихоновского богословского института, отдыхавшими в этих краях, поставил Поклонный крест из бревна высотой одинадцать метров на монастырском острове около города Калязина. На этом месте стоял раньше Свято-Троицкий монастырь преподобного Макария Калязинского. Когда построили Угличскую Плотину и думали, что монастырь потонет, то ошиблись в расчетах. Затопило почти весь город Калязин, а монастырь остался на возвышенном острове. И тогда монастырь взорвали. Монастырский остров облюбовали для встреч влюбленные и остров стали звать Остров Любви. Вот на этом острове и поставил Крест рыбак Коля Коробочкин. Саша увидел этот Крест зимой. И был потрясен. С этого момента он стал один раз в неделю по льду ходить на Остров и молился перед Крестом. В один из таких походов на Остров Саша увидел на льду рыбака-монаха. Он удивился тому, что здесь монах, ведь в городе Калязине нет монастыря и среди священников нет монахов. Когда Саша проходил рядом, монах заговорил с ним, сказал несколько простых добрых слов. Саша     ответил. И пошел дальше. Вдруг он понял, что это был сам преподобный Макарий Калязинский – покровитель здешних мест. «А благословенье-то я не взял...» Саша захотел вернуться и взять благословенье. Но на реке уже никого не было, только свежая лунка во льду на этом месте.

         Саше одна старенькая монахиня предсказала его смерть. «Ты завтра умрешь» - сказала она ему. На следующий день был зимний Никола 19 декабря. День прошел, а Саша не умер. Но это сказанное монахиней-старицей слово сильно подействовало на Сашу. Он стал спешить делать добро для Бога. За два года, остававшиеся ему до его настоящей смерти, он успел столько, сколько многие не успевают за всю жизнь. На Острове Любви, бывшем раньше монастырский островом, Саша, продав свою дачу, построил башню с храмом наверху, думая, что с этого может начаться монастырь. На родине преподобного Макария он покрыл крышей полуразвалившуюся церковь и, отреставрировав стены, сделал ее пригодной к совершению богослужений. Но в этом месте не было людей. Саша построил домик рядом с этой церковью и поселил туда монахинь. Сейчас храм действует, в нем регулярно совершается Божественная Литургия. В самом городе Калязине  Саша начал восстановление Вознесенской церкви, потому, что Владыка Виктор сказал, что святые мощи преподобного Макария он вернет в город    Калязин, если большой городской храм – Вознесенский собор будет восстановлен из руин. Саша бросил все свои силы на восстановление этого собора. Но нашу церковь он помог достроить и покрыть крышей первой из всех построенных им храмов.

         Погиб Саша действительно в день 19 декабря, но через два года после того, как это было ему предсказано. Такие люди как Саша встречаются очень редко. Он не просто жил, он горел. «Спешил делать добро», как говорил доктор Гааз.

         Саша организовал наших старших мальчиков, научил их шкурить бревна, рубить в чашку, делать «шканты», показал основные плотницкие приемы. Под его влиянием ребята выбрали строительные специальности для дальнейшей учебы.

 

                                                                                                                                                              Купол

 

Если сложить готовый сруб церкви мы смогли сами с помощью жителей деревни и дачников под руководством деда Тумана, сделать фронтоны и крышу нам помог Саша Капитонов со своей бригадой, то сделать купол мы сами не могли. Эта работа была не под силу Калязинским плотникам, даже таким выдающимся, как Саша Капитонов. И тогда на помощь нам пришли реставраторы из Московского плотницко-реставрационного училища № 88 (теперь это строительный колледж № 26).  Для некоторых наших воспитанников это училище стало их alma mater, где они, приобретя свою первую специальность, получили путевку в самостоятельную жизнь. Это Алеша Фалин, Ваня Додонов, Алеша Шолин. Алеша Фалин поступил в это училище в год, когда мы начали строить церковь. Когда нужно было устанавливать купол, он уже заканчивал второй курс. В это время училище переживало свой расцвет. Руководили реставрационным отделением два Дмитрия – Дмитрий Владимирович Соколов и Дмитрий Валерьевич Тузов. Вокруг них собралась группа энтузиастов – педагогов, которые любили и изучали русское деревянное зодчество, увлекая этой любовью к русской старине своих студентов – мальчишек, среди которых впоследствии были и наши воспитанники. Мы обратились к ним за помощью, и за зиму студентами этого отделения, среди которых были и наши воспитанники, купол был изготовлен. Начало лета было сухим и поэтому мы смогли без проблем доставить купол в нашу деревню. Прислать для установки купола опытных мастеров из училища к нам не могли, потому что все уезжали в экспедицию на север, чтобы реставрировать погибающие церкви в Карелии, а к нам приехали два молодых «мастера» и наши -  Алеша, сдавший экзамен за второй курс и Ваня, проучившийся всего один год. «Мастера» жили у нас в приюте, с нами кушали, общались с нашими ребятами не как наемные работники, а «на равных», как товарищи. Только «товарищество» это было весьма странное. «Мастера» представили себя как Сергей Маркович и Феодосий, а лет им сорока на двоих я бы не дал. Помогали им, как я уже говорил, наши Алеша и Ваня, которые были еще моложе.

Сергей Маркович был хорошим плотником и даже преподавал в училище, которое он совсем недавно закончил, а Феодосий был учеником на взрослых плотницких курсах, созданных при этом училище. Но только Сергей Маркович производил впечатление не только нецерковного, но и совсем далекого от веры человека, а Феодосий наоборот, был верующим, но только относился к секте беспоповцев. Он мечтал уехать в Сибирь, собрать себе общину последователей и для этого пошел учиться плотницкому делу. Когда он увидел, что здесь вокруг храма, построенного на пустом месте, собирается маленькая православная община, то понимающе говорил: «Вы уже много преуспели».

Феодосий, следуя «лучшим традициям» беспоповцев, взял с собой свою миску и кружку, чтобы не есть из одной посуды с «еретиками – никонианами», а ложку дома забыл. И сразу стал просить себе новую ложку,  которой «никто никогда не ел». Такую ложку мы ему дали, а едой, приготовленной в нашем «никонианском» приюте он не брезговал. Мяса он не ел вообще, накладывая на себя строгий пост.

 Но однажды произошел довольно курьезный случай. Дежурный по кухне раньше назначенного времени приготовил на всех большую кастрюлю макарон на ужин и куда-то отлучился, поскольку до ужина еще было больше часа. И тут на кухню пришел Феодосий. Они с Сергеем Марковичем целый день работали на крыше церкви и, несомненно, устали и проголодались. Голодный Феодосий увидел кастрюлю с макаронами, достал свою миску и ложку, которые он всегда носил с собой, чтобы «никониане» не могли прикоснуться к его посуде, и, пока никого не было на кухне, съел половину кастрюли макарон, которые были приготовлены на всех. Когда пришел дежурный и это обнаружил, то очень возмутился и на ужине рассказал об этом проишествии. Пришлось объяснить Феодосию, что, не смотря на все уважение к его посту, так поступать нельзя. Он понял, раскаялся, и наложил на себя наказание – «епитимью». Он не ел весь следующий день. После этого специально для Феодосия стали готовить больше гарнира и выдавать ему персональную буханку хлеба.

У Сергея Марковича была другая особенность. Он был очень общителен, особенно с лицами женского пола, а у нас в это время в приюте было несколько девочек подросткового возраста. Маркович после работы снимал рубаху и полуголый шел к девочкам, слушать их смех и визг в ответ на его заигрывающие реплики. В данном случае беседу пришлось провести не с ним, а с нашими девочками. Я строго запретил им отвечать на любое слово, чтобы не сказал Сергей Маркович. Гробовое молчание было ответом на все его выходки. Он не выдержал и одного дня. Пришел ко мне и сказал: «Вы мне крылья подрезали!». Но рубаху одел и стал вести себя скромнее. Девочки не произнесли с ним ни слова до самого его отъезда. На него это произвело впечатление шока. Он мне сказал потом, что с ним никто никогда «так жестоко не поступал».

Но работали они старательно и купол смогли установить. Но только крест на куполе стоял криво. Сергей Маркович и Феодосий убеждали меня, что прямо, и что все деревянные постройки «играют», но мне пришлось все-таки вызвать из Москвы их шефа по плотницкому училищу. Он посмотрел, и, с помощью нехитрых приемов сдвинул немного центральное бревно и выпрямил крест. Теперь он действительно встал прямо. У настоящего мастера это заняло всего полчаса.

В заключение рассказа о куполе нужно сказать, что деньги на его изготовление дал человек, который ничего о нашем храме до этого не знал. Он спортсмен-скалолаз, друг нашего друга Андрея Клочкова. Андрей и мой брат Юра как то были у него в гостях. Разговор зашел о храме и о куполе. Евгений, не задумываясь, сказал, что хочет тоже принять участие и дал ребятам всю сумму на изготовление и установку. А увидел этот купол он лет через десять, когда сам приехал в гости к Андрею и Юре.

 

Отец Леонид



Неожиданно приехал отец Леонид. На стареньком УАЗике, в штопанном старом подряснике... Он сразу пошел в церковь, у которой еще не было ни окон, ни дверей, ни пола, ни потолка, только стены и крыша. На лесах сидели наши мальчики и топориками обрубали мох, торчащий клоками между бревен. Этому научил нас Саша Капитонов.

Слух о том, что к нам приехал Батюшка, сразу разнесся по деревне и к нам пришли сразу несколько семей с детьми. Собрались и все наши ребята. Батюшка стоял среди детей, всех о чем-то расспрашивал, что-то рассказывал, а потом достал мешок с конфетами и всех угостил. Узнав, что Лена беременна, с трудом передвигается и не может сама доехать до действующего храма, Батюшка обещал на следующий день приехать и причастить ее.

На следующий день рано утром к нам приехал трактор с телегой, доверху нагруженный досками и необходимыми для нас стройматериалами. Тракторист разгрузился и сказал: «От отца Леонида». Вскоре подъехал УАЗик отца Леонида и Батюшка стал выгружать оттуда цемент в мешках. Разгрузив цемент, он достал две банки с молоком и ведро свежего домашнего творога и все это отдал нам. Потом пошел причащать мою Лену.

Пока он исповедовал и причащал Лену, мы приготовили ему в подарок двух куриц и большую щуку, которую недавно поймали в Волге наши ребята. Батюшка обрадовался подаркам.

– Это, - говорит, - мое?

– Да, батюшка, Ваше.

– Могу с этим делать, что захочу?

– Да, батюшка.

– Тогда благословляю все это вам к столу.

Общение с отцом Леонидом всегда оставляет долгое впечатление радости и света. Мы дружим с Батюшкой уже больше десяти лет. Когда у нас в приюте случается что-нибудь трудноразрешимое, я всегда посылаю к Батюшке за советом и благословением. Батюшка не любит давать прямых советов, всегда молится о том, чтобы Господь даровал мудрости тому, кто спрашивает его о чем-либо, но иногда очень просто и ясно отвечает на сложные вопросы, словно чувствуя волю Божию о том человеке, который спрашивает его. За советом и благословением к нему едут люди со всей России. Отец Леонид часто приезжает к нам в приют и служит в нашем храме. Батюшка благословил в нашем приюте восстановить древнюю традицию – ежедневный чин прощения. Теперь у нас каждый день после вечерней молитвы все от младших до самых старших просят друг у друга прощения, как в Прощеное Воскресение перед Великим Постом.

Этот замечательный обычай сильно помог нам в воспитании детей. Ссоры и обиды, нередко бывающие в любом детском коллективе стали случаться реже и быстрее изживались, ведь обидчик всегда должен был просить прощения. Отец Леонид говорил нам, что хорошо бы этот обычай был не только в нашем приюте, а вообще в каждой семье. Раньше, в древние времена, обычай этот был повсеместно, не только в семьях, а во всех христианских коллективах, в монастырях и даже среди подчиненных и начальников.

 

Мишка

 

В каждой русской деревне есть свой юродивый. Нашим юродивым был Михаил Иванович   Нечаев. Все звали его просто дядя Миша или Мишка. У него было “горе от ума”. Будучи от природы человеком умным, а к тому же начитанным (в колхозе он некоторое время был библиотекарем), дядя Миша пронес через всю свою жизнь жажду неудовлетворенной  справедливости. А поскольку он был добрым и деятельным человеком, его поступки, продиктованные жаждой справедливости и похожие на борьбу с ветряными мельницами, всегда были странные, смешные и грустные одновременно.

         Жил дядя Миша в избушке на берегу Волги бобылем. В его домике вместе с ним  жили 5 собак и 20 кошек, из которых половина была увечных, которых выбросили прежние  хозяева - без глаза, без лапы, без хвоста. Дядя Миша кормил их всех рыбой, которую ловил сетью в Волге. Когда у нас стали жить дети-сироты, дядя Миша стал приносить рыбу и нам. По его чувству справедливости все обездоленные должны были быть сыты - и животные, и люди. Хотя ему самому не редко нечего было есть, кроме пойманной рыбы. Мы подружились с ним и он стал одним из первых учителей наших ребят. Как это ни  странно, но именно дядя Миша, сам живущий впроголодь, первым стал помогать нам прокормиться. Он предложил обучить всех наших ребят рыбачить и дал несколько “мастер-классов”. Как известно “без труда не выловишь рыбку из пруда”, а не только из Волги. Михаил Иванович показал нам все секреты рыбной ловли, научил разбирать и закидывать сети, чинить их, выпутывать рыбу, коптить, показал “рыбные места”, дал свою лодку и свои сети. Но этим дело не ограничилось. Он решил всерьез заняться нашей “продовольственной программой”. Он раздобыл у соседей семян картошки,  морковки, лука и свеклы, заставил всех нас взять лопаты и вскопать огород.  При том, что за своим огородом он почти не ухаживал, нас он заставлял огород держать в образцовом порядке. Урожай превзошел все ожидания. Овощей было столько, что мы смогли поделиться не только с дядей Мишей и его кошками, но и отправить два мешка моркови отцу Леониду. Такого богатого урожая, как в тот год, когда всем руководил дядя Миша, у нас не было потом никогда. Для сбора урожая в хозяйстве не хватало корзин. “Это не беда” - сказал дядя Миша и научил нас плести корзины. Под его руководством каждый ребенок и каждый взрослый сплел по корзине от начала и до конца. Все корзины получились разные, но у всех получились.

         В церковь с нами дядя Миша не ходил. Но когда Владыка Виктор приплыл на корабле, чтобы совершить первое богослужение в нашем храме, Мишка первым выбежал к нему на встречу, на пристань, но почему-то не в обуви и не босиком, а... в носках. Наверное, когда услышал, что корабль с Владыкой уже причаливает, побежал “в чем был”.

         Перед смертью Мишка несколько раз в церковь все-таки заходил. Выпьет для храбрости, войдет, встанет у дверей, свечку поставит и плачет, а потом по-тихоньку уйдет. Вечная память.

 

Олег


История Олега - это история человека, пережившего преображение. Олег переехал из города жить в деревню незадолго до нашего знакомства. Когда мы впервые познакомились, Олег сильно выпивал, до того, что мог, придя в гости, выпить духи на полочке перед зеркалом умывальника. У его матери была корова, и когда Олег выгонял или загонял корову в хлев, он сопровождал это таким многоэтажным матом, что вяли уши даже у коровы. Он искренне говорил, что “она (корова) других слов не понимает”. Несколько раз Олег напивался так сильно, что едва не умер. Он был прежде женат, но семья распалась из-за водки.

         Когда мы с ребятами под руководством деда Тумана начали строить церковь, первым помогать пришел Олег. В первый год мы смогли только собрать сруб на фундаменте “своими силами”. Но на самом деле силы были не свои.

Это Олег собрал всех мужиков из нашей деревни и вместе мы закатывали наверх одиннадцатиметровые бревна. Всю зиму сруб церкви стоял без крыши. На Рождество Олег ночью залез в сруб будущей церкви, достал парафиновую свечу и простоял там, пока свеча не сгорела до конца. Так же он сделал и на Пасху. И с ним начались несчастья. Сначала лошадь, которая тоже “других слов не понимала” сломала ему ногу. Олег полгода ходил на костылях, а едва оправившись, он сломал эту же ногу еще раз, когда валил берёзу на дрова. Ствол дерева, падая, “сыграл” и Олег еще полгода провел на костылях. После второго перелома он перестал пить. Сразу и вообще.

         По соседству с Олегом живет Сашка Андреев. Сашка семь раз сидел и, вернувшись после седьмой ходки, осел в деревне. Как-то раз поздней осенью Сашка допился до белой горячки и стал бегать в беспамятстве по лесу. Олег побежал за ним, поймал, связал и отправил в  лечебницу. Сашка завязал. И с водкой и с воровством. Теперь таксует на уазике до нашей деревни в любое бездорожье.

         У Олега есть одно отличительное свойство. Что бы ни случилось, он первым бежит на помощь. Пожар ли, чья-нибудь болезнь, умрет ли кто - первым узнает и бежит помогать Олег.

         Интересно, сколько современных прихожан жертвует десятину на церковь? Из прихожан нашей церкви такой человек только один - это Олег. Если Олег принес 500 рублей, значит он заработал пять тысяч, а если тысячу, то десять тысяч. Больше так не делает никто - ни богатые, ни бедные, ни одинокие, ни многодетные. Я как-то ему сказал: “Олег, я твои деньги потрачу на  еду, а не на храм”. А он отвечает мне: “Куда ты потратишь - это дело твоей совести, а я дело своей совести сделал - деньги Богу отдал”.

         У Олега стадо коз. Каждый десятый литр козьего молока Олег приносит к столу для воспитанников нашего приюта. А иногда мне кажется, что молока так много, что это не каждый десятый, а каждый второй литр всего молока его коз.

         Олег - настоящий друг. Случись что, первым на помощь придет Олег. А на Покров в этом году он еще и курить бросил.


 

Жорик

 

Мы познакомились с Георгием на старой полузатонувшей барже с металлоломом, и это знакомство стало для него и для нас судьбоносным. Он был бродяга. Родом из Петрозаводска. В его семье он не нужен был ни отцу, ни матери и отправился бродяжничать. До встречи с нами он жил с какими-то туристами на берегу Волги, в шалаше или в палатке, помогал им в ловле рыбы и в сборе грибов, и за это его кормили и поили. Он всем старался помочь и прибивался то к одним, то к другим. Познакомившись с нами и узнав, что у нас приют для сирот, он захотел прибиться и к нам. Сначала он просто приходил к нам в гости и вместе с нашими ребятами что-нибудь делал по хозяйству. Георгий был талантливым человеком, руки у него росли откуда надо, в школе он любил физику и немного понимал в электрике. Он легко вписался в коллектив наших воспитанников. А жил в лесу с туристами. Но вскоре отпуск у этих туристов закончился, и они уехали, а Жорик остался один. Он захотел перебраться к нам. Принципы нашей жизни его поначалу устраивали, он обещал не пить. Мы взяли его на испытательный срок. Георгий стал помогать строить церковь. Чинил крышу, делал электрику. Он очень старался, чтобы остаться у нас. Но взять в семью взрослого мужчину как ребенка-сироту было бы странно. И мы с Георгием поехали за благословением. Сначала к отцу Леониду из Красного. Но отец Леонид не взял на себя это благословение: «Поезжайте к отцу Георгию Блинову. Он старец, мой духовник, он мудрее меня, поезжайте к нему, послушайте, что он скажет». Мы поехали с Жориком к отцу Георгию.

Отец Георгий был очень старенький, и, судя по фотографиям на стене, фронтовик и орденоносец. Мы рассказали ему про Георгия, как он помогал по церкви, как старался жить по-доброму. О Георгие говорили только хорошее. Отец Георгий послушал нас, и, не отвечая напрямую на наш наивный вопрос: «Можно ли его взять в нашу семью?», стал рассказывать о себе какую-то историю, казалось, совсем не связанную с нашим приездом. Он рассказал, как в молодости сильно выпивал, и однажды, купив какую-то водку, то ли отравленную, то ли заговоренную, выпил ее и стал сильно болеть, даже думал, что умрет. Врачи не помогли, а одна монахиня сказала ему, когда уже было совсем плохо – вся шея, а потом и все тело покрылось нарывами и язвами и страдания были невыносимыми: «Это хорошо, болезнь вышла наружу, а если бы внутрь пошла, то умер бы, а теперь поправишься». Страшная история об отравленной водке. Еще говорил о трудностях у него в храме, о здоровье, а потом, когда узнал, что у нас приют для сирот, строго сказал нам: «Никого не усыновляйте, только воспитывайте как педагоги». Это казалось-бы не касалось вопроса о Георгие, а на самом деле очень даже касалось и нас и Георгия. О Георгие старец сказал: «Пусть он живет у вас, но не как член семьи, а как свободный работник. Вы ему помогайте, он будет вам помогать, а я буду молиться за вас.  Бог даст, еще увидимся». Слова старца стали понятны только спустя время. Мудрость и прозорливость отца Георгия открылись нам уже при трагических обстоятельствах.

Георгий прожил у нас несколько месяцев. Все на свете остывает. Остывало и желание Георгия жить с нами. И очень хотелось выпить. Пошел как-то Георгий помогать кому-то из наших соседей, да у них и остался, потом у других. Когда мы встречались, он всегда вежливо здоровался, как ни в чем не бывало. Но все чаще от него пахло вином.

И вот однажды утром к нам прибежал взволнованный сосед по деревне. Дрожащим голосом он сказал: «Жорика убили. Он лежит за оврагом». Мы побежали туда и увидели бедного Жорика. Он лежал на траве с открытыми глазами. В руках была зажата трава, как будто он хотел уцепиться за травинку и остаться жить. Удар ножа пробил диафрагму, и вообще было не понятно, как с такой раной Жорик перебрался через овраг. Его последний путь показывала примятая трава на склоне оврага.

Приехавшая милиция не проявляла никакой активности в расследовании этого убийства, дело могло превратиться в нераскрытый «глухарь», и мы решили сами узнать, что же произошло с нашим Жориком. Те, с кем Жорик выпивал в этот вечер, в страхе молчали и  утверждали, что ничего не знали и не видели. Мы стали спрашивать все всегда видящих старушек. И одна из них сказала, что видела вчера человека, который в деревне не был уже много лет, так как сидел в тюрьме. «Наверное, уже отсидел или амнистия какая…» Этот человек был из соседней деревни, и старушка сказала, где его искать. В нашу деревню он пришел искать старых дружков, с которыми пил и раньше. Жорика водка и привела в их компанию…   Поскольку все собутыльники молчали, рассказ старушки был единственной ниточкой, за которую и смог уцепиться следователь. Убийца признался сразу, когда к нему пришла милиция. Он думал, что дружки его «сдали». На свободе после амнистии он пробыл всего два дня, зарезал первого попавшегося и опять сел. Он не умел и не хотел жить на свободе, поэтому и убил.

Отпевать Жорика мы повезли к отцу Леониду, а к нему в это самое время приехал в гости отец Георгий Блинов, к которому мы ездили с Жориком. Никогда до этого у отца Леонида он не был, а тут неожиданно приехал сам, хотя уже давно никуда не ездил, так как был уже очень старенький и много болел. Так опять встретились отец Георгий и наш Жорик. Когда Жорика отпели, отец Георгий сказал, что за насильственную смерть простятся ему многие грехи. Наши ребята, которые вместе с Жориком жили несколько месяцев и строили церковь, все были на этом отпевании. Отец Георгий всех их благословил, а нам сказал, что за этих детей Бог нас благословит и уже твердо и радостно, а не с сомнением и строгостью, как при первой встрече, благословил нас воспитывать сирот. Это была его последняя поездка перед кончиной. Он умер через несколько дней после Жорика.

Мы с ребятами выкопали могилу, сделали деревянный крест Жорику и похоронили его на нашем деревенском кладбище. Теперь каждый день во время утреннего правила мы молимся о двух Георгиях, о старце и о  страннике.

 

                                                                                                                          Николай Портнов

 

Неожиданно позвонил Николай. Неожиданно, потому что я думал, что он никогда больше не позвонит. Николай – плотник. Он уже пятнадцать лет помогает нашему приюту во всех наших стройках. Если вспомнить, как все было, то можно увидеть следы его рук в каждом уголке нашего большого хозяйства. Пятнадцать лет назад он был помощником Саши Капитонова, нашего друга, плотника, успевшего за свою яркую и короткую жизнь построить несколько храмов и стать человеком – легендой. Все строители нашего района и все прихожане Калязинских храмов знают о Саше Капитонове. А Коля был в Сашиной бригаде. Саша не позволял своим рабочим материться, не разрешал работать в православные праздники, вместе с ними восстанавливал храмы и строил дома. Когда Саша погиб, все, что он делал для людей, осталось недостроенным.  Коля все «объекты» взял на себя. Еще когда Коля работал у Саши в бригаде, он, бывало, запивал. После  смерти Саши, став бригадиром, он «зашился» и с пьянством завязал, но дымить продолжал, как паровоз.

Первое, что Коля строил у нас – это бревенчатые фронтоны и крышу храма.  Когда фронтоны уже были выставлены, но не закреплены, и крыши еще не было, мы были свидетелями настоящего чуда. Прямо по нашей деревне прошел ураган. Поломал деревья, сорвал крыши, даже один маленький домик передвинул на другое место. Фронтоны храма собрали прямо перед ураганом и даже не успели закрепить укосинами. Они могли упасть не только от урагана, но и от маленького ветерка, если бы он дунул прямо в этот бревенчатый парус. Когда ветер стих, и мы вылезли из укрытий, то первое, что увидели – наши незакрепленные и невредимые паруса - фронтоны. В двадцати метрах от нашего храма ветер повалил огромный тополь на крышу нашего соседа дяди Миши, на другом доме рядом с храмом сорвало половину кровли, а незакрепленные фронтоны остались стоять. Для всех это было настоящим чудом, и Коля долго ходил и удивлялся вслух. Чудо было настолько очевидным, что некоторые стали объяснять его направлением ветра. Ветер, говорили, дул параллельно фронтонам. Но ведь Бог и ветрами повелевает.

В нашем храме руками Коли сделаны крыша, лестницы, пристройка – колокольня, полы, алтарная преграда.  Мы вместе ставили купол на Никольской часовне на воде, Колина бригада собирала четверик Сергиевской надкладезной часовни, которую мы строим до сих пор. А еще он помогал нам строить мастерские, баню, спальни, концертный зал. Все наши мальчишки учились у Коли плотницкому ремеслу, помогая ему в работе, и кое-кто выбрал строительную специальность, как дело своей жизни. А тех, кто не смог научиться рубить дома, Коля и его ребята научили конопатить, шкурить и заниматься отделкой.

В прошлом году Коля заболел и стал сильно кашлять. Диагностировали воспаление легких, безуспешно лечили, и оказалось рак. И эта страшная болезнь проявила удивительные качества Колиного характера.

Сначала он отказался от всех своих строительных объектов и бригада его распалась. Операцию делать не стали за бесполезностью, а стали делать тяжелейшую химию. Жить от химии до химии ничего не делая, Коля не хотел. Он  опять собрал бригаду и предложил что ни будь делать для нас, пока есть силы. В конце лета он утеплил верх и сделал лестницу в нашей столовой. Во время этой работы он беспрерывно пил анальгин и баралгин, а закончив, сразу уехал опять делать химию  или соглашаться на операцию. Он сильно похудел и сразу состарился. Его мучили сильные боли. Я думал, что он никогда больше не вернется. И вот, он опять позвонил, и сказал, что опять собрал бригаду, и хочет делать для ребят спортзал.

Древние святые говорили, что если завтра конец света, то все равно сей пшеницу. А еще есть такой фильм у режиссера Акиры Куросавы – «Жить». Герой этого фильма, узнав о своей смертельной болезни, решил на заброшенном пустыре построить детскую площадку. Так и Коля. Он не читал святых отцов и вряд ли смотрел кино Куросавы. Но поступок Коли созвучен мыслям святых отцов и идее великого кинорежиссера. Его звонок – это свидетельство доброй и мужественной души. Будем строить – будем жить.

Николай умер двадцатого декабря, на следующий день после зимнего Николы, - как будто Саша Капитонов подал ему руку. Ведь зимний день святителя Николая – день памяти Саши Капитонова.

 

                                                                                                                                                     Моисеич

 

Один странник без определенного места жительства попал в наш приют при весьма необычных обстоятельствах. Осенью мне нужно было съездить в Угличский детский дом, и, возвращаясь обратно, я сидел на вокзале и ждал поезда. На соседней лавочке сидел бомж и пил пиво, закусывая сосиской. Он, вероятно, принял меня за своего из-за бороды и старой штормовки, в которую я был одет.

 - «Пива хочешь?» - спросил он меня. Я отказался и отвернулся в другую сторону. Наверное, он думал, что я голоден. «Сосиску будешь?» - опять спросил приставучий бомж. Я отказался и от объедка сосиски. Но бомж не унимался: «Ты не знаешь, как доехать в Селищи? А то я несколько раз уже тут проезжал, а нужной станции не нашел». Тут я заинтересовался, ведь Селищи – это наша деревня.

 -  «А что тебе нужно в Селищах?»

 - «Да вот, мне сказали, что там есть Алексей, который наших к себе принимает. У него приют»

 - «Я сам из Селищ, а никакого Алексея не знаю»

 - «Ну как же, вот у меня здесь написано…» - и показывает мне бумажку с нарисованной от руки схемой, как от станции пройти к нашему дому.

 - «А кто тебе нарисовал эту бумажку?»

 - «Один работяга, который работал у кого-то в тех местах. Мы с ним случайно встретились в Подмосковье»

Что за работяга, бомж так и не сказал. Мы замолчали. А бомж опять за свое: «Скажи мне, хоть где нужно выйти, на какой станции? Чтобы попасть в эти Селищи. А дальше уж я сам найду по схеме». Этот бомж серьезно собрался добраться до нашего дома. Что было делать? Я обещал показать ему эту станцию. Так с этим попутчиком я и вернулся домой. На пороге нашего дома бомж с удивлением обнаружил, что тот Алексей, к которому он ехал, оказался его попутчиком. Он стал проситься жить у нас, обещал работать при храме, колоть дрова, убирать снег, и «все, что хотите», только бы его оставили. Я сказал ему, что для  этого нужно благословение.

 На следующее утро мы поехали к отцу Леониду. « Пришел ко мне странник» - говорю батюшке, и  рассказал ему историю нашего знакомства. Отец Леонид мне отвечает: «Ничего, что странник, не был бы срамник». А за тем добавил: «Я всегда думал, что если человек пришел, значит, Бог его послал». Поговорил наедине со странником и благословил его остаться у нас, слушаться и помогать по хозяйству. Звали странника Виталий Борисович, а сам он называл себя Моисеичем. Такой псевдоним он придумал себе, потому что был наполовину евреем по отцу, и считал, что его гонят отовсюду, как еврея и этим гордился. Он скитался от храма к храму, не задерживаясь нигде больше, чем на полгода. Всегда почему-то находилась какая-то причина, из-за которой он покидал насиженное место и искал другое. Вечный скиталец.

По профессии он был художник, и очень обрадовался, узнав, что у нас есть кисти и краски. Но оказалось, что картины он писал весьма посредственные, и не одну не мог закончить. На приходах его научили конопатить, готовить еду и мыть посуду. Нам тоже нужно было конопатить церковь, а никто из нас не умел. Моисеич рьяно взялся за дело. Но работал он очень медленно и некачественно, хотя некоторые приемы конопатки он сумел показать нашим ребятам, и, вскоре, они научились конопатить не хуже него. К чести Моисеича нужно сказать, что для нашего храма он вырезал и наклеил на доски, изготовленные нашими мальчиками, бумажные иконы для иконостаса. Эти иконы стоят в нашем храме по сей день.

Когда мы ставили кукольный спектакль для малышни, он сделал неплохие декорации и недостающих кукол, и даже играл небольшую роль.

Весной мы вскопали огород и поручили Моисеичу посадить картошку. Объяснили, как нужно сажать и уехали на майские праздники на какую-то экскурсию. Картошку он посадил, но она почему-то не всходила. Через месяц, уже в июне, не понимая, почему не всходит картошка, мы решили посмотреть, что же с ней и раскопали одну из грядок. Моисеич так старался, что закопал картошку в глубину на два штыка лопаты. Ни одна картофелина не смогла пробить такую толщу земли. Все пришлось сажать заново уже в июне. И урожай собирали не в сентябре, а в октябре. Хорошо, что погода позволила.

Моисеич дежурил по кухне наравне со всеми ребятами, но каждый раз во время своего кухонного дежурства уныло бормотал себе под нос толи песню, то ли присказку: «Давай – вари. Давай – мой. Давай – вари. Давай – мой». Или тяжело вздыхал и говорил: «Ну, ничего, ничего». Как бы сам себя утешая.

Он прожил у нас три года, казалось, что прижился. Ребята полюбили его, как товарища, он вспомнил свои старые привычки домашнего человека, например, стал мыть руки перед едой и пить кофе по утрам.

Наступила осень. Птицы потянулись в теплые края. И Моисеич стал проявлять беспокойство. Видно опять проснулась в нем страсть к путешествиям. Однажды он стал жаловаться, что у него болит зуб. Попросил денег на лечение, отправился к зубному врачу в Углич, и не вернулся. Через три дня мы отправились его разыскивать, думали уже – не  случилось ли чего плохого. Найти его оказалось не сложно. Мы объехали все зубоврачебные кабинеты в Угличе и описали врачам колоритную внешность Моисеича. Один врач вспомнил, что три дня назад был такой пациент и спрашивал, как проехать в Никольское, где служит монах Иоанн. Про Никольское мы знали, что там, в селе неподалеку от Углича, служит старенький священник Иоанн, которого некоторые угличане почитали, как старца. Мы поехали в Никольское. Живой и здоровый Моисеич оказался там и сказал, что останется «в монастыре». Ну что ж, «вольному – воля».

Прошло немногим более полугода. По каким-то хозяйственным делам мы опять поехали в ту сторону, где было Никольское, и решили проведать нашего старого знакомца. Но на приходе его не оказалось, и один из священников, служивших с отцом Иоанном, рассказал такую историю:

«Моисеич похвастался, что он художник, и ему поручили ни много, ни мало – расписать алтарь одного из приделов храма. Потолок расписывать было трудно, и он не придумал ничего лучшего, чем встать ногами на Святой Престол. Это увидели и его с треском выгнали».

Еще через год один из Калязинских священников сказал нам при встрече, что видел «вашего художника» и подал ему милостыню, когда тот просил у храма.

Из многочисленных воспитанников детских домов, с которыми нам довелось общаться, один сразу после выпуска из детского дома продал за десять тысяч квартиру, доставшуюся ему после смерти родителей. Другой мальчик с диагнозом ДЦП и шизофрения, когда ему вне очереди, по ходатайству высокопоставленных лиц выделили государственую квартиру, написал письменный отказ, не желая оформлять документы. Многих других детей не смогли даже поставить на очередь на получение квартиры, потому что на бумаге они были прописаны в такое жилье, где реально жить было невозможно. Кого волнует их судьба?

 

                                                                                                                                                   Первая служба

 

К июлю 1999 года у храма были стены, крыша и купол, но для того, чтобы послужить первую литургию, нужно еще многое было сделать.

Девочки и женщины красили стены пинотексом. Это Саша Макеева, Аня Ратай, Ира Трегубова, Маша Савина, Настя Переверзенцева, Катя Королева, Маша Лагутина, Ольга Владимировна Панько. Саша Капитонов делал косяки для окон и дверей.

По уставу Церкви Престол должен быть установлен на камне. Этот камень мы решили сделать из бетона. Основание для Престола делали дети-сироты из нашего семейного приюта вместе с детьми и подростками из соседских многодетных семей. Пола в храме еще не было, и по настилу из досок шла целая вереница детей с ведерками. Дети по полведра бетонного раствора несли к месту Престольного камня и выливали  в изготовленную деревянную опалубку. Этот камень высотой почти два метра сделан полностью детьми.

Интересно, что дети приходили помогать даже из соседних деревень. Деревня Малахово находится за десять километров от нас. Несколько дней подряд оттуда пешком приходила мама с двумя сыновьями примерно двенадцати и четырнадцати лет помогать в работах по подготовке храма к первой службе.

Сам Престол мы заказали в столярной мастерской, но когда его привезли, то оказалось, что в мастерской перепутали размеры высоты и ширины, и такой Престол не подходил под размер уже сшитых облачений, которые заранее сделала Настя Головина со своей мамой. Пришлось по размерам готовых облачений самим делать новый Престол. Так получилось, что наш Престол тоже сделан руками наших воспитанников – Алеши и Вани.

День 16 июля, на который была назначена первая служба, приближался, а у храма не было даже пола. И тогда, видя детский энтузиазм, к нам пришли помогать два мужика – Миша и Борис. Я раньше их никогда не встречал. Борис вообще жил на другом берегу Волги и в нашу деревню приехал просто посмотреть «что к чему», а Миша приехал в гости к Сашке Андрееву, племянник которого Гашек помогал нам в самом начале строительства церкви. Миша и Борис работали даже ночью и пол к началу первой службы успели настелить. Люди смогли войти в храм. Когда приехал отец Леонид, я рассказал ему о Мише и Борисе, и он поблагодарил и благословил каждого из них. Мужики были счастливы.

На первую службу собралось много народа. Это был настоящий долгожданный праздник. Служил отец Леонид, дьяконом ему сослужил отец Вячеслав Смирнов, регентовал хором наш старый друг Илья Красовицкий. Лена регентовать уже не могла – ей сразу после службы предстояло ехать в роддом.

 

                                                                                                                                  Прилукские священники

 

С началом богослужений строительство не закончилось, но началась новая эпоха – эпоха служб прилукских священников. Первую службу в нашем храме послужил отец Леонид, а на другие службы мы стали приглашать священников из других храмов, которые были не очень далеко от нашей деревни. Ближайшим от нас действующим храмом оказалась церковь Рождества Христова в Прилуках. Село Прилуки в пяти километрах от нас, на другом берегу Волги. Добраться до этой церкви можно только по воде. Первым священником, который служил в Прилуках, был отец Борис Стародубов. Отец Борис после армии вернулся домой, собрал из бабушек собрание, зарегестрировал приход и открыл храм. Его рукоположили туда служить первым священником. Мы познакомились с ним, когда в лесу на берегу Волги возник Православный «Калязинский» молодежный лагерь. Мы приплывали на службу в Прилуки к отцу Борису на лодках, а он иногда служил в нашем лагере в походном палаточном храме, освященном по благословению Святейшего Патриарха Алексея Второго в честь Всех святых, в земле Российской просиявших. Отец Борис благословил своего соседа и друга Туманова Дмитрия Васильевича, деда Тумана, как он сам себя называл, помогать нам в лагере и по строительству храма в Селищах. У отца Бориса шестеро детей. Когда я однажды пожаловался ему, что нас нет детей, и позавидовал, что у него шестеро, он отвез нас в Угличский детский дом. С тех пор через нашу семью прошло больше восьмидесяти  детей-сирот, и родилось своих трое. Незадолго до начала строительства нашего храма в Селищах отец Борис открыл еще один храм неподалеку от Углича на Дивной горе, и его перевели служить туда.

 А в Прилуки назначили служить отца Сергия Данилина, который первым из прилукских священников стал приплывать к нам в деревню на лодке и служить в нашем новопостроенном храме. После перевода отца Бориса на Дивную гору прихожане в  прилукский храм ходить стали меньше. На службу к отцу Сергию приходило всего несколько бабушек. Петь было совсем не кому и пела в основном «читком» матушка. Отец Сергий с радостью приезжал служить в наш храм – на службы приходило по сравнению с Прилуками больше людей. Практически все прихожане исповедовались и причащались на каждой службе. В основном на службы ходили многодетные семьи и ребята из нашего приюта. И получалось, что храм наполнялся детьми. Это являло контраст со службами в Прилуках. Всем батюшкам, которые приезжали служить в наш храм, нравилось служить в церкви, где большая часть прихожан – дети. Отец Сергий Первый (Данилин) прослужил у нас три лета, совершая примерно пять – шесть служб за летний период. Его перевели в какой-то сельский храм под Ростовом и больше мы никогда не встречались.

В Прилуках отца Сергия Первого сменил отец Сергий Второй (Коленцов) – молодой иеромонах. Ему на приходе помогала не матушка, а мама. В годы его служения в прилукский храм на Литургию понемногу стал приходить народ. У нас в храме отец Сергий Второй служил семь лет. Мы дружили с ним, он часто оставался у нас в гостях на несколько дней. Он тоже любил служить в нашем храме. Он освятил наше жилище, колодцы, первую часовню, построенную в честь Новомучеников и Исповедников Российских. Он крестил некоторых наших воспитанников, захотевших креститься во время пребывания у нас в приюте. Отца Сергия Второго перевели из Прилук служить в Авраамиев женский монастырь в город  Ростов Великий.

Третьим прилукским священником, служившим несколько лет в нашем храме, был игумен Никанор. Оказалось, что игумен Никанор – мой старый знакомый Коля. Мы в юности встречались с ним, помогая нескольким многодетным семьям по благословению отца Владимира Воробьева. Он служил у нас три года, потом ушел за штат, а теперь служит где-то на границе Тверской и Смоленской областей.

К чести всех батюшек из Прилук, нужно сказать, что никто из них никогда не отказывался приехать и послужить у нас в храме, не смотря ни на какую погоду. За батюшками в Прилуки приходилось плавать на моторной лодке. Мальчики из нашего семейного приюта научились пользоваться старыми «Нептунами – 23», которые заводились «через раз», и управлять моторной лодкой. Мы ввели строгие правила – в лодку можно садиться, только надев спас-жилет и взяв с собой рацию. Эти правила мы решили соблюдать не только когда ездили за батюшками, а при любом плавании на любой лодке. И соблюдение этих правил в трудные моменты всегда выручало нас. Обычно спокойная водная гладь Волги при северном или южном ветре очень быстро превращалась в «бурное море» с волнами почти в рост человека. Плавать в шторм по Волге всегда опасно, а особенно, когда волны «с барашками». Если волны «с барашками», то, как ни старайся, все равно приплывешь мокрым с головы до ног. Если за батюшкой поехали «с барашками», то перед службой его необходимо было переодеть и подсушить.

А однажды утром, когда нужно было плыть в Прилуки за отцом Сергием Вторым, на Волгу спустился туман. Утро было как в песне -  «туманное и седое». Ветра не было, Волга была спокойная, но туман был такой густой, что через сто метров вообще не было видно береговой полосы. Выплыли за час до назначенного времени. Прилуки в тумане с трудом нашли и батюшку посадили в лодку. Тем временем туман усилился. Обратно лодка к нашему берегу к назначенному времени службы не пришла. По рации удалось связаться экипажем. Ребята и батюшка потерялись в тумане, - вместо того, чтобы плыть к нашему берегу, поплыли вдоль фарватера. Не видя берега, они стали менять направление движения. Через какое-то время они увидели береговую полосу. На берегу никакой деревни не было – только лес и поле. Пришлось плыть несколько километров у самого берега, пока не увидели первый жилой дом на берегу. Вышли на берег, спросили, где они находятся. Оказалось, что в тумане они приплыли к другому берегу, к деревне Каданово. Это прямо напротив нас, через Волгу, всего два километра, но плыть «вслепую». Все люди, пришедшие в церковь к началу службы, молились, чтобы мальчишки и батюшка смогли бы добраться до нас и не потерялись бы опять. Мы стали бить в колокол. Ребята поплыли на звук, разносившийся по воде на километры, и через несколько минут были дома. Божественная литургия состоялась, но с опозданием на полтора часа.

Иногда к нам приезжали священники из Ростова, из Калязина, из Москвы и  служили Божественную Литургию у нас в храме, или сослужили с прилукскими батюшками. Всего за эти годы у нас в храме послужили больше двадцати священников и два архиерея – митрополит Виктор, Тверской и Кашинский, и епископ Пантелеимон, Орехово-Зуевский.

В эпоху прилукских священников Божественная Литургия в нашем храме совершалась только летом, примерно раз в две недели, и то только на буднях, т. к. по праздникам батюшки служили у себя в храмах. И мы ездили на праздничные службы или в Прилуки, или в Калязин, или в Углич, или в Красное к отцу Леониду. Зимой в нашем храме никто не служил, хотя в ожидании зимних служб печку мы все-таки построили. Зимние службы начались уже в новую эпоху истории нашего храма. Об этой эпохе следующий рассказ.

 

                                                                                                          Город деревянный или «Во деревне то было Поповке…»

 

 В конце восьмидесятых и в девяностые годы прошлого столетия, когда внезапно после празднования Тысячелетия Крещения Руси прекратилось жесточайшее гонение на Православную Церковь, продолжавшееся более семидесяти лет, и Церковь получила свободу и возможность воспитывать детей, стали создаваться молодежные православные летние лагеря. Одним из первых таких лагерей стал лагерь общины Николо-Кузнецкого храма Москвы, созданный по благословению отца Владимира Воробьева. Сначала этот лагерь располагался у села Богослово, неподалеку от города Романов-Борисоглебск (Тутаев). Когда в этот лагерь стало приезжать все больше и больше детей,  возникла потребность создать еще один лагерь, уже в другом месте. Для создания этого второго лагеря нас  и пригласил Александр Олегович Макеев на Калязинскую землю. Об этом мы рассказывали в начале нашей истории в главе «Первопроходцы». Так возник «Калязинский православный лагерь» в лесу неподалеку от деревни Селищи. В лагере ребята жили в палатках, служили в Походном палаточном храме, освященном в честь Всех Святых, в земле Российской просиявших и пели песни. Одна из любимых песен насельников этого лагеря была песня «Взвейтесь соколы орлами!». В этой песне слова «Лагерь – город полотняный» всегда пели с особым воодушевлением, и сам лагерь так и называли – город полотняный. В лагере происходило много интересных событий, но одно из них, как оказалось через много лет, имело непосредственное отношение к «Городу деревянному», возникшему на пустом поле рядом с нашей деревней Селищи.

Однажды ночью в лагере, когда все дети уже спали, у костра остались только три «начальницы» отрядов – три подруги Катя, Надя и Маша. Вдруг за лесом, в стороне реки они увидели все увеличивающееся огненное зарево. «Наверное, пожар, -  и там нужна наша помощь!», - решили «начальницы» и, не раздумывая, сели в лодку и поплыли «на ясный огонь». Смелые девушки, уже готовые «в горящую избу войти», вышли из лодки на берег, где полыхал огонь, и с удивлением увидели, что горит вовсе не дом в деревне, а стог сена на совершенно пустом поле. А вокруг ни души. Помогать было некому, посмотрели на догорающий стог, и поплыли обратно в лагерь. И никто из них тогда и подумать не мог, что Бог показал им место, где они будут жить со своими семьями, с мужьями и детьми. На этом месте через двадцать лет возник «город деревянный» - поселок Никольское, в котором со своими семьями стали жить Катя, Надя и Маша и многие другие насельники того первого палаточного лагеря.

Произошло это так:

Отец Владимир Воробьев, благословивший создание лагеря и строительство нашего храма, приезжал несколько раз к нам в деревню. Видя, как строится храм, как при храме образуется маленькая община из многодетных семей, как развивается наш семейный приют «Дом сирот», батюшка на одну из служб пригласил Евгения Леонидовича. Это была одна из обычных редких служб «до-никольского периода» истории нашего храма – полный храм детей и все причащаются. Евгений Леонидович, сам многодетный отец, побывав на этой службе, захотел на пустом поле рядом с нашей деревней (на том самом, где когда-то горел стог) построить поселок для многодетных православных семей. Евгений Леонидович относится к тому редкому в наше время типу людей, слова и идеи которых не расходятся с делами. И на абсолютно пустом поле рядом с нашей деревней стал строиться поселок. Сейчас уже никто не помнит, как трудно было оформить землю, провести дорогу, электричество, завезти строительные материалы, рабочих и т. д. Для этого были задействованы сотни людей.

В 2012 году первые новые поселенцы – многодетные семьи – рискнули начать обживать новые, еще не совсем достроенные дома. Этих семей были считанные единицы и приезжали они совсем не на долго. Через год уже больше десяти новых семей стали обживать новые дома в Никольском, а некоторые, самые смелые, смогли прожить здесь целое лето и даже посадили огород. Большая часть этих семей – первопоселенцев были семьи священников Николо – Кузнецкого храма и Православного Свято-Тихоновского Государственного Университета. В шутку они стали называть этот поселок не Никольское, а «деревня Поповка».

Жизнь нашей церкви это соседство сильно изменило. В истории нашего маленького храма началась новая эра – Никольская. В Доникольскую эру службы совершались редко, всего шесть – семь раз за лето, зимой никто не служил. В храм приходило на службу всего несколько семей и дети-сироты. С началом Никольской эры служить стали часто – каждое воскресенье и все Праздники. До этого по воскресеньям и праздникам мы никогда не служили, т. к. все батюшки были приезжие, и в праздники они служили у себя. На праздничные и воскресные службы приходить стало значительно больше людей. Летом 2013 года на службах в воскресные и праздничные дни только причастников было больше ста человек и из них детей – больше семидесяти. Видя такой наплыв православных, в «деревне Поповке» решили строить еще одну церковь, уже не деревянную, а каменную, и не маленькую, а большую – шестипрестольную! – как главный собор крупного города. Летом 2013 года митрополит Виктор, Тверской и Кашинский, совершил закладку этого нового собора.

А в нашем храме состоялись первые зимние службы. Отец Иван Воробьев, сын отца Владимира, уже два года подряд в школьные каникулы со своим классом (он классный руководитель в Свято – Петровской гимназии) приезжает в Никольское покататься с ребятами на лыжах. И служит в это время ночную Литургию вместе с детьми. И хоть эта служба не совпадает по числам с Рождеством Христовым, но для нашего храма это настоящая Рождественская Литургия, единственная в году.

 

                                                                                                                                             Страницы истории

 

История нашего храма – это часть тысячелетней истории нашей страны. В этой истории пятнадцать лет – это маленькая капля в огромном океане. Но и капля, растворившись в океане, ощущает себя его частью. Кусочек русской земли, где стоит наш храм, тоже имеет древнюю историю. Увидеть эту историю через годы и века сложно и, может быть, даже не всегда возможно, но некоторые страницы этой истории для нас всплывают довольно отчетливо.

 

                                                                                                                                 Место гибели святого князя Василька Ростовского.

 

Первая страница истории – из времени татаро-монгольского нашествия.

Однажды, еще до строительства нашего храма, в лагере, в Походном храме была служба. Послужить приехал старенький священник из Спасского – отец Николай Сергиенко с сыном – священником Василием. Во время службы пошел дождь. К концу литургии дождь превратился в сплошной ливень, «как из ведра». Лило так, что было не слышно возгласов священника из алтаря. С крыши – навеса палаточного храма вода лилась стеной. Литургия закончилась, а ливень не унимался. Выйти из-под навеса означало через минуту промокнуть до нитки. Нужно было ждать конца непогоды. У кого-то из ребят оказалась книга житий святых – Тверской патерик. Чтобы скоротать время решили почитать вслух жития. Первое житие было о князе Васильке Ростовском, герое битвы на реке Сити, попавшем в плен к татарам и отказавшимся воевать против русских в татарском войске и принять татарскую веру, и за это зверски умерщвленном.

 Летопись донесла до нас образ молодого князя: «Красив лицом, с очами светлыми и грозными, Василько был храбр, добр сердцем и ласков с боярами». Было ему 28 лет. В Ростове у него остались жена и два сына – Борис и Глеб. Татары были настолько поражены его храбростью, что не убили князя, а взяли его в плен и долго пытались уговорить перейти на их сторону. Но Василько был непреклонен. В итоге рассвирепевшие татары жестоко казнили молодого князя, а тело бросили в лесу, как указывают летописи, в 25 верстах от Кашина».

«А не наше ли это место?» - воскликнул кто-то из ребят, - «Смотрите, все сходится. Татары шли по дорогам вдоль рек. Если провести окружность радиусом двадцать пять верст от Кашина, то с Волгой она пересечется примерно здесь. А наш лагерь находится на том месте, где раньше была деревня Василево. Не в честь ли князя Василька ее так назвали?»

Пока мы читали, дождь кончился, выглянуло солнце. Мы не успели прочесть больше ни одного жития из этой книжки.

С тех пор у нас есть убеждение, что князь, геройски погибший, не отрекшийся от веры православной под угрозой смерти и не ставший предателем Родины, погиб в наших краях. Где точно – никто точно не знает. Но почитать его как нашего князя – героя, совершившего свой подвиг в наших местах, мы можем.

Пока еще мы не построили в честь князя Василька ни часовню, ни памятник. Но если помнить о подвиге князя и считать его нашим близким святым, погибшим в наших краях, то со временем будет и памятник, и особенное молитвенное поминовение в храме или часовне.

Дни его памяти – 4 марта и 23 мая.

 

                                                                                                                                       Дорога преподобного Сергия.

 

Вторая страница истории нашего места связана с именем преподобного Сергия Радонежского. Каждый, кто из Москвы едет в нашу деревню, проезжает Свято-Троицкую Сергиеву лавру. От нас до лавры чуть больше ста километров – это примерно три дня пути для пешего. Как известно, преподобный Сергий на лошади не ездил, а пешком ходил много. Мог он бывать и в наших краях, и вот почему.

Еще до строительства плотины в Угличе, когда еще не было огромного озера – водохранилища, затопившего почти весь город Калязин и множество деревень и сел, через нашу деревню шли две дороги. Одна шла по нашему берегу в сторону Углича. И от нас эта дорога шла через село Красное, где стоит каменный храм в честь Преподобного Сергия. В этом храме служит отец Виктор Баденков. По преданию этот храм стоит на месте небольшой деревянной церкви, которую построил сам преподобный Сергий. Эту историю отец Виктор рассказал нашим священникам, побывавшим у него в гостях.

Если преподобный Сергий ходил из своей Троицкой обители строить эту церковь, то шел он, скорее всего по дороге через нашу деревню, а не через леса, в те времена бывшие почти непроходимыми. Так или иначе, но пути преподобного могли проходить и через нашу деревню.

 А вторая дорога шла на другой берег Волги в село Прилуки, через брод. В Прилуках на берегу Волги стоит храм Рождества Христова. До революции в этом селе было подворье Свято-Троицкой Сергиевой лавры. Не потому-ли, что это место тоже связано с самим преподобным Сергием? Если преподобный мог основать церковь в Красном, то ничто не мешало ему через нашу деревню по другой дороге побывать в Прилуках. Возможно, это место тоже связано с его деятельностью, а иначе как объяснить то, что именно это село до начала двадцатого века было подворьем лавры, а не какое-то другое. Недаром же первые священники, служившие в нашем маленьком храмике в первые годы его существования, носили имя Сергия Радонежского – отцы Сергий Первый и Сергий Второй.

Поэтому одну из часовен при нашей церкви мы решили построить в честь нашего любимого святого – Сергия Радонежского.

 

                                                                                                                                                 Колокола

 

История о наших колоколах начинается с кораблекрушения. Когда еще строилась наша церковь, неподалеку от нашей деревни затонула баржа, которая везла металлолом. Видно это была такая старая калоша, что ее нужно было отправить на переплавку вместе с ее грузом. Корпус дал течь, трюм стал наполняться водой и буксировочный катер еле успел дотащить ее до мели у берега, где баржа и затонула, но не до конца. Старая посудина крепко села на мель, уровень воды был по самую палубу, и гора металлолома на этой палубе возвышалась над гладью воды. Баржа затонула так близко к берегу, что не побывал на ней только ленивый. Постепенно хозяйство местных жителей стало прирастать железом с баржи. В деревенском хозяйстве каждая железка может для чего ни будь пригодиться. И пошли слухи о том, что один там старую наковальню нашел, другой бочку для полива огорода, третий арматуру для бетонных работ. Гора металлолома постепенно убывала. Решили и мы сплавать на лодке к этой барже. Среди ржавых железок трудно было найти что ни будь нужное в хозяйстве после нашествия местных жителей. Корма баржи ушла совсем под воду и под водой мальчишки увидели старые гильзы от двигателей. Они стали баловаться и стучать железками в эти гильзы. И вдруг оказалось, что некоторые гильзы звучат в музыкальные интервалы – некоторые  в секунду, другие в терцию, и даже нашли звучащие в кварту. Повесив эти гильзы на веревочку, можно было бы сыграть нехитрую мелодию. «А давайте из них сделаем колокола!» - предложил Алеша. Идея была сразу услышана, но достать изпод воды нужные гильзы было трудно. Нужно было нырять, поднимать их на поверхность, и по звуку определять, подходят или нет. Хотели даже оставить эту затею, но тут неожиданно явилась помощь. У борта баржи вынырнула голова молодого парня и сказала: «Давайте я вам помогу!». Так мы познакомились с Жориком. Жорик ловко нырял за гильзами, подавал их наверх, и мы по звуку определяли, подходят они или нет для звонницы. В итоге мы забрали с этой баржи и звенящие болванки и самого Жорика, который подружился с нашими ребятами и стал часто бывать у нас.

Первую нашу звонницу мы сделали из этих болванок и нескольких валдайских колокольчиков из нашей домашней коллекции. И стали звонить каждый день перед утренними и вечерними молитвами, а если приезжал священник, то и перед Божественной Литургией. Отдельно от звонницы повесили еще болванку, в которую били, созывая всех на завтрак, обед и ужин.

Звон от этих болванок казался бы нам прекрасным, если бы не с чем было сравнить. А у нас были пластинки с записями Ростовских звонов и звонов Троице – Сергиевой Лавры. И после сравнения стало казаться, что наши мелодичные болванки дребезжат, как пустые консервные банки. Стали мечтать и молиться о настоящих колоколах.

Сначала решили искать их на дне Волги. У нас в деревне существует легенда, что когда в 1939 году взорвали старую церковь, то колокола местные жители спрятали на дне Волги. Мы искали везде. И ныряли, и бросали невод, и много раз проплывали с железной кошкой на конце веревки, но колоколов не нашли. Волга не открыла своих тайн. И Бог послал нам колокола совсем другим способом.

Осенью мы приехали на некоторое время в Москву. И вдруг днем – звонок. Трубку взяла Лена. «Это семейный приют Дом Сирот? Мы хотели бы вам помочь. Что нужно в первую очередь?» Лена не растерялась, и, вместо того, чтобы перечислять бесконечные бытовые нужды, говорит: «Колокола. Мы давно мечтаем о звоннице, а звоним в болванки. Колокола – это очень важный педагогический инструмент в воспитании сирот». Человек на другом конце провода еще немного пораспрашивал Лену о нашей жизни, и, так и не назвавшись, попрощался и повесил трубку, ничего не обещая.

На следующий день к подъезду нашего дома подъехал «Мерседес» и водитель с помощником выгрузили из него пять колоколов – настоящую звонницу. Молча, и без всяких вопросов они подняли и отнесли к нам в квартиру эти колокола. На все наши вопросы они отвечали одно: «Говорить не велено». Через некоторое время таинственный незнакомец опять позвонил, сказав, что эту звонницу подбирал главный звонарь храма Христа Спасителя, и на этот раз пообещал, что еще один колокол, самый большой, будет позже, когда его отольют и привезут в Москву. Попрощался, и, опять не назвавшись, повесил трубку.

Через месяц – звонок: «Вам звонят из мэрии Москвы. Вы должны срочно забрать колокол. Приезжайте». Приехав по указанному адресу, мы увидели колокол, по краю которого золотой вязью была сделана надпись: «Сей колокол отлит ко храму святителя Филиппа, митрополита Московского от семьи Фомочкиных». Я стал спрашивать: «А кто такой Фомочкин?». «Как? Вы не знаете кто такой Фомочкин? Это хозяин здания мэрии. Анатолий Николаевич – руководитель всех технических служб этого здания. Его здесь каждый знает». Поскольку я уже был внутри этого здания, похожего снаружи на раскрытую книгу, то, погрузив колокол в машину, я не стал уезжать, а отправился искать нашего неведомого благодетеля, чтобы поблагодарить его за такой бесценный для нас дар. И нашел. Анатолий Николаевич очень радушно и по-доброму поговорил со мной и сказал, что мог бы сделать для нас еще что-нибудь нужное. Он действительно помог сделать для нас еще одно очень важное дело – издать сборник наших любимых песен, но это уже другая история.

Колокола мы привезли в нашу деревню, а Коля-плотник стал срочно делать на гульбище у церкви звонницу.

Но на этом наша колокольная история не закончилась. Мой старший брат Сережа захотел вписать и нашу фамилию в колокольную историю нашего храма. Он два года собирал деньги на еще два колокола для нашего храма, подвигнув поучаствовать в этом всех братьев нашей семьи. Когда нужные средства были собраны, мы заказали эти колокола на колокололитейном заводе Анисимова в городе Воронеже. Колокола были готовы к престольному празднику нашего храма. Но доставить их в далекую деревню Селищи Тверской области представлялось очень трудным. На помощь пришли наши давние друзья с Воронежского механического завода им. Хруничева. Руководство этого завода уже несколько лет помогает нашему приюту продуктами и медом. А тут совпало. Когда колокола уже были готовы, а мы не знали, как их привезти из Воронежа, нам позвонили с завода и сказали, что опять смогут привезти продукты. Мы попросили захватить и колокола. Все получилось и колокола положили в машину, которая везла нам продукты. Но ни одно доброе дело не обходится без искушений. Так было и на этот раз.

В день, когда должны были привезти к нам колокол, к нам неожиданно приехал Владыка Пантелеимон, епископ Орехово-Зуевский. Мы уже хотели было встречать Владыку звоном новых колоколов. Водитель позвонил и пообещал приехать рано утром. Началась служба и вдруг звонок: «Мы подъехали к церкви, а церковь закрыта, никого нет. Как быть?» А у нас в церкви служба в самом разгаре, народу полный храм, двери и окна открыты, хор слышно на всю округу. «Не вешайте трубку,» - говорю, - «Я сейчас выйду к Вам увижу Вашу машину». Выхожу – никого. Спрашиваю: «Вы где?»  -  «Да здесь, стою перед храмом, двери закрыты, а вот идет сторож…». Я в недоумении попросил дать трубочку этому сторожу. «Здравствуйте, Вы сторож храма? А где и какого?» - «Как где? В деревне Селищи Селижаровского района Тверской области». Это за триста километров от нашей деревни Селищи Калязинского района.  Другой конец огромной области, а название деревни одинаковое. Хорошо, что не успели выгрузить…  Но все обошлось, водитель нашел нашу деревню на карте, посокрушался, и к вечеру доехал до нас.

Теперь у нас настоящая звонница из восьми колоколов. Жаль только, что Владыка не услышал нашего нового звона. Но может быть он еще когда-нибудь приедет, и тогда уж ударим «во все тяжкие».

Когда привезли новые колокола, мы устроили праздник колокольного звона. Любой желающий, как на Пасху, мог звонить хоть целый день. Этот праздник решили делать каждый год и назвать его Днем рождения звонарей.

 

                                                                                                                                        Мироточивые иконы

 

В каждой семье и в каждом храме есть свои особо почитаемые святыни. Эти святыни передаются из поколения в поколение, обрастают легендами, некоторые прославляются чудесами, которыми Господь укрепляет нашу веру, показывая, что Он рядом. Такие святыни есть и в нашем храме, которому всего-то пятнадцать лет.

Когда мы готовились к первой службе и хотели украсить наш храм, то стали собирать репродукции икон. Бумажные иконы для иконостаса нам подарил директор православного книжного магазина, а иконы святых и праздников мы собирали из старых патриархийных календарей, открыток и журналов. Среди этих репродукций мы нашли икону святителя Филиппа, митрополита Московского, в честь которого назван наш храм, и вставили в самодельную рамку, где раньше был детский рисунок. Так на первой службе, которая совершалась шестнадцатого июля, в день памяти святителя Филиппа, оказалась его икона. После службы эта репродукция, стекло и рамка оказались покрыты неизвестно откуда появившимися каплями, имевшими очень тонкий и приятный запах. Мы заметили это не сразу, так как никто не ожидал, что это возможно, и как образовывались эти благоухающие капли, никто не заметил. На следующий день благоухание стало исчезать и новые капли не появлялись. Все видели, удивлялись и молчали. Любопытство заставляло детей все время подходить к иконе и высматривать, не появились ли еще чудесные капли. Батюшка смешал эти капельки с лампадным маслом и всех помазал.

Прошел год. Опять в этот же день была служба – Престольный праздник нашего храма. На аналое лежала уже другая, тоже бумажная вырезка из календаря с образом святителя Филиппа, а та первая икона была установлена в иконостас, справа от образа Спасителя. И опять все заметили, что эта новая репродукция тоже покрылась капельками, но теперь эти капельки не имели того тонкого аромата, который исходил от той первой иконы в прошлом году.

С тех пор прошло пятнадцать лет. Каждый год летом в нашем храме один раз мироточила  какая ни будь икона. Но теперь уже не шестнадцатого июля, а в любой другой день, и никто не знал какая икона и в какой день покроется капельками мира. И произойдет ли это чудо еще раз, тоже никто не знал.

Однажды во время чтения шестопсалмия заплакала неосвященная репродукция преподобного Амвросия Оптинского, вложенная в обыкновенный файл и положенная на аналой. Я читал перед аналоем в этот момент шестопсалмие и вдруг увидел, как из глаза иконы потекла слеза. После службы эту плачущую икону наши прихожане фотографировали и даже снимали на видео. А однажды стала мироточить икона не в храме, а в больнице. Наш мальчик Тиша упал с церковного крыльца во время службы и сломал лучевую кость левой руки. Его срочно повезли в больницу. Он успел схватить здоровой рукой маленькую иконку преподобного Серафима Саровского. На следующее утро эта икона в больнице покрылась крупными маслянистыми каплями. Перелом зажил без следа и этой рукой Тиша теперь играет на скрипке.

Для нашей маленькой церкви это чудесное мироточение в какой-то степени похоже на схождение Благодатного Огня. Мы не знаем, с какой иконой это чудо произойдет, в какой день, и произойдет ли оно когда ни будь еще раз. Но до сих пор оно бывало каждый год.

В прошлом году мироточила картонная икона Казанской Божией Матери,  которую нашему храму подарил отец Леонид Береснев, духовник Тверской епархии, и тоже только один день – двадцать первого июля. Свидетелем этого был отец Владимир Воробьев, ректор ПСТГУ, который служил в нашем храме в этот день.

Это чудо никто из нас не комментирует. Ни «от чего», ни «для чего», ни «почему». Просто Господь рядом, и все это могут увидеть.

Произойдет ли это чудо еще раз когда ни будь? Но то, чему мы были свидетелями, - это история нашего храма. А мироточившие иконы – это наши святыни.

 

                                                                                                                                               Крымская икона

 

События,  происходившие в Крыму и на Украине, объединили всю нашу страну в стремлении помочь людям, оказавшимся в беде и под угрозой террора  почувствовавших свою безнаказанность фашиствующих националистов. Все происходило стремительно, и каждый следующий день мы ожидали новостей еще худших, чем сегодняшние и вчерашние. Против самозваных и продажных правителей Украины восстал Крым. Люди готовы были стоять насмерть. Бандиты готовы были убивать. Казалось, что война в Крыму неизбежна. Мы смотрели все новости, и хотели хоть чем ни будь помочь крымчанам. Но чем может помочь маленький сиротский приют в центральной России помочь тем, кто каждый день ожидает нападения за тысячу километров от нас?

Незадолго до всех этих событий мы читали книгу об иконах Божией Матери. О том, как русские люди в критические моменты своей истории обращались к Царице Небесной с просьбой о заступничестве и всегда бывали услышаны. Так было при нашествиях ханов, поляков, французов, немецких фашистов. Наши шли крестным ходом с Владимирской иконой из Владимира в Москву, с Казанской иконой шли в бой с поляками, побеждали французов со Смоленской иконой, с Тихвинской иконой Божией Матери на самолете облетели Москву, когда фашисты стояли под Москвой.

Приближался день крымского референдума, и мы решили послать в Крым нашу икону Божией Матери -  Покров на водах. Написать такую икону для нашей часовни, построенной на воде, посреди реки Волги, мы задумали еще два года назад, и только летом Таня Мерецкова закончила писать эту икону, а Илья Мерецков привез эту икону в наш храм. На этой иконе Божия Матерь стоит не на облаках, а на воде и держит Свой Покров над всеми, кто окружен водами, кто плавает на корабле или лодке, или живет на берегу реки или моря. Наш храм и наш Дом Сирот находятся на самом берегу Волги, рядом с огромной водной стихией, которая часто бывает непредсказуемой и опасной, и поэтому мы и захотели написать такую икону.

Икона, написанная Таней, была написана специально для часовни на воде и была довольно большой, так что поднять ее можно было только вдвоем. Отправить такую большую икону в Крым не  представлялось возможным. Тогда решили срочно написать новую икону такого размера, которую можно взять с собой в самолет. До референдума оставались считанные дни. Нужно было успеть. Написать новую икону Покров на водах согласилась Ира Волконская. С Ириной мы дружим много лет. Когда она узнала, что наша семья организовала Дом Сирот, то через некоторое время Ирина тоже усыновила мальчика из детского дома с диагнозом ДЦП и стала сотрудницей нашего приюта. Ира – иконописец. Она уже писала иконы для нашего храма, и когда срочно потребовалась икона для Крыма, то мы попросили Иру написать ее. Она бросила все свои дела и за одну ночь написала Покров на водах для Крыма. Но как доставить эту икону в Крым, и успеть до референдума?

Мы позвонили отцу Александру Салтыкову, декану иконописного факультета Православного Свято-Тихоновского Государственного Университета и рассказали о нашей иконе для Крыма, и попросили, если возможно, помочь отправить эту икону в Крым. Сначала думали отправить икону отцу Валерию Бояринцеву, старому другу отца Александра, который служит в Крыму. Но выяснилось, что никто к отцу Валерию поехать не может. Тогда отец Александр стал звонить всем своим знакомым, кто мог бы помочь в этом деле.  Стало известно, что в Крым накануне референдума собирается лететь отец Виталий Сергиенко. Но дозвониться ему отец Александр не мог – телефон отца Виталия был отключен. И вдруг отец Виталий сам перезвонил отцу Александру и сказал, что через час он улетает в Симферополь из Шереметьево и готов взять икону и передать ее духовнику Черноморского флота отцу Дмитрию Бондаренко. Если, конечно, ему успеют передать эту икону. Отец Александр сразу перезвонил мне. Я был в Москве, только что написанная икона была у меня с собой, и в ту же минуту, как мне позвонил отец Александр и дал телефон отца Виталия, я побежал на встречу, так как успеть было почти не возможно. Я бежал всю дорогу, по эскалатору – вверх на переходах, с разбега прыгал в закрывающиеся двери вагонов, и за полминуты до отправки экспресса в Шереметьево успел отдать икону отцу Виталию. Он взял ее в Крым.

То, что я успел, - было маленькое чудо, так как успеть к экспрессу в Шереметьево я не мог, вернее я не верил, что успею, а бежал наудачу, чтобы выполнить свой долг. Если бы отец Александр позвонил мне на полминуты позже, то я не успел бы.

А через несколько дней произошло настоящее большое чудо – Крым без единого выстрела воссоединился с Россией.

Дальнейшая судьба этой иконы мне не известна.

 

                                                                                                                            Памяти героев, ведомых и неведомых

 

Одна из часовен, которые построены рядом с нашей церковью, посвящена памяти Новомучеников и исповедников Российских. Наши юные строители построили ее за пять дней – спешили к престольному празднику. Память о прошлом – одна из важнейших составляющих нашей воспитательной работы. Говорят, что яблочко от яблони далеко не падает. Это конечно так. И о сиротах некоторые думают, что дети алкоголиков, преступников или просто по каким-то обстоятельствам рано умерших родителей, не заслуживают лучшей участи, чем их родители. Ссылаются на силу генетической предрасположенности. Ну а откуда им знать о генетической предрасположенности? Может быть, отец этого мальчика был алкоголик или вор, а дед или прадед были святыми или героями, положившими жизнь за веру и отечество. Откуда нам знать? Святой прадед может вымолить у Бога своих внуков и правнуков. Лишь бы они помнили о подвиге своих дедов и прадедов. В прошлом веке в истории нашего народа было два  великих жертвенных подвига. Как говорили – «массовых» подвига. Это подвиг Новомучеников, не предавших свою веру и Церковь перед лицом мучений и смерти, и воинский подвиг многих воинов, отдавших жизнь и здоровье за нашу Родину, за ее свободу от фашизма. Эти два величайших подвига определили будущую судьбу России, нашу судьбу.

«Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой…» - поется в песне. Эти герои для нас ведомые и неведомые. Среди них, наверное, есть и предки наших воспитанников. Мы этого не можем знать достоверно – умом, но можем узнать верой и надеждой. В этом году мы с ребятами хотим установить две памятные доски рядом с часовней Святых Новомучеников и Исповедников Российских. Одну с именами невинно репрессированных в годы гонений на Церковь, а другую – с именами участников Великой Отечественной Войны. Наши ребята могут не знать имен своих предков, но могут надеяться, что среди них были неведомые герои. Зато мы можем сохранить память о тех подвижниках, имена которых помнят родственники их, живущие теперь в нашей округе.

В годы войны памятные доски ставили в честь погибших на фронте, на кладбищах у больниц, где умирали раненные на фронте или на братских могилах. После войны ставили памятники тем, кто не вернулся с войны. В наше время нужно почтить память всех, кто безвинно пострадал за веру и верность своему призванию, данному Богом, и всех, кто защищал Родину в лихую годину.

Мы решили опросить всех живущих в округе людей и узнать имена их героических предков. Такая работа может опять всколыхнуть волну народной памяти и привлечь людей к объединению, хотя бы для совместного церковного поминовения своих предков – героев. Неведомые деды и прадеды наших воспитанников несомненно будут этому рады. Мы верим, что предки наших ребят тоже были героями. Эта вера  может сыграть определяющую роль в судьбах наших сирот. 

 

Карта нашего сайта::Первый опыт::Контакты и реквизиты
2001 - 2024 г. г. Дом Сирот
Работает на: Amiro CMS